Г - Страница 11

- Прощай, засранец. Квартира - твоя.

В прихожей у Ивана Павловича Лупцов поскользнулся и едва удержался на ногах. Пол квартиры тускло поблескивал голубоватой порослью той самой плесени, что он видел на обратном пути.

Осторожно ступая, Лупцов вошел на кухню, и глазам его предстала сколь жуткая, столь и удивительная картина: Иван Павлович лежал на полу в той же позе, но как бы укрытый дорогой ворсистой тканью. Он был похож на гигантский кокон в этой поросли, которая особенно густо и высоко принялась на открытых участках тела. Лицо лишь угадывалось под мохнатой звериной маской цвета бирюзы, а изо рта высокими мясистыми стрелками поднимались толстые серебристые стебельки.

Стоя над трупом, Лупцов вспомнил, как вчера Иван Павлович легкомысленно потрогал на земле зловещего вида пятно. Вспомнил и сообразил, что именно из-за этого и умер сосед.

Покидая квартиру, Лупцов пнул наполовину заросшую плесенью сумку Ивана Павловича. Остановившись, он осторожно, будто имеет дело со взрывчаткой, расстегнул молнию и заглянул внутрь. Сверху лежали пакеты с супом, несколько пачек риса и соль. Все это Лупцов переложил в свою дорожную сумку и, сняв со стены велосипед, не мешкая, покинул квартиру.

То, что Лупцов увидел на улице, поразило его не меньше, чем экзотическая смерть соседа. Если сутки назад попадались лишь отдельные островки необыкновенной плесени, то сейчас абсолютно все: и земля, и асфальт, и скамейки перед домом, и ощипанные кусты вдоль фасада, - все было покрыто ровным серебристо-голубой ворсом. Плесень добралась даже до окон первого этажа, до половины окутала стволы деревьев, и даже страх перед неизвестной опасностью не помешал Лупцову восхититься этим фантастическим, неземным ковром с голубоватым металлическим блеском.

Лупцов пришел в себя, когда увидел на обратной стороне проспекта, у булочной, живой факел. Какой-то бедолага облил себя бензином и подпалил, а затем от невыносимой боли начал метаться по тротуару и истошно орать. Упав, несчастный принялся кататься по асфальту, пытаясь сбить пламя, но вскоре затих. Бензин прогорел довольно быстро, а обгоревшие лохмотья ещё долго дотлевали на обуглившемся трупе.

Прикручивая сумку веревками к багажнику, Лупцов торопился. Он бормотал какие-то проклятия, искоса поглядывал на обгоревший труп и думал о том,, что жизнь, в сущности, кончилась и для него, и что отвоеванные у смерти несколько дней лишь продлят его мучения, а затем сделают невыносимой и саму мысль о смерти. Лупцов вспомнил, что когда-то он уже думал о возможной гибели человечества. Вспомнил о том, какой страшной показалась ему эта мысль, но если тогда это были досужие фантазии, то сейчас "зверь с семью головами и десятью рогами" предстал перед ним воочию. Вид развороченного фасада булочной на фоне холодного, леденящего душу апокалипсического пейзажа, символизировал собой что-то глубоко враждебное человеку, какой-то новый исторический период в жизни планеты. Люди с такой легкостью были исключены, выброшены из общего хода жизни, что Лупцов подумал: "Нас просто выгоняют. Нас стало слишком много, и Некто решил провести дезинсекцию. А мог бы откачать воздух или погасить солнце. Люди больше не нужны. И неизвестно, сделали мы то, для чего появились, или нет? И спросить не у кого".

Он уже отъехал на порядочное расстояние от дома, миновал два перекрестка и свернул к кольцевой автодороге. В абсолютной тишине слышно было, как под колесами велосипеда звонко похрустывают сочные стебли плесени.

Страшная обида за все человечество душила Лупцова: их прогоняли, не предъявив никакого обвинения, хотя о содержании последнего легко можно было догадаться.

Изредка на своем пути Лупцов встречал все тех же странных лжелюдей. Они возникали на дороге вдруг, поодиночке и целыми компаниями, перебегали дорогу перед самым носом у Лупцова, занимались на обочине разным непотребством и гоготали, словно урловые подростки в последнем ряду кинотеатра при виде голой задницы на широкоформатном экране. Кривляния их походили на бестолковые и суетливые игры обезьян и это было тем более страшно и непонятно, потому что выглядели они вполне нормальными людьми, гораздо более нормальными, чем некоторые сослуживцы или соседи Лупцова.

К вечеру Лупцов отмахал от кольцевой дороги километров тридцать. На протяжении всего пути он видел одну и ту же картину: лес или густые заросли деревьев и кустарника напоминали инопланетные джунгли. Здесь, за городом, плесень, очевидно, росла ещё быстрее: деревянные дома заросли по самые крыши, голубая бахрома свисала даже с проводов, и каждый населенный пункт напоминал Лупцову никогда невиденные им древние заброшенные города.

Остановился Лупцов из-за того, что порядком устал, а главное, крайний дом, с которым он поравнялся, был менее всего тронут голубой заразой. Он стоял свеженький, недавно отстроенный, внося ощутимый диссонанс в общую картину. Аккуратно ошкуренные бревенчатые стены дома прямо-таки сияли на однообразном серебристо-голубом фоне.

- Неужели?! - вырвалось у Лупцова. - Таинственный остров. Оазис в голубой пустыне. - Он подошел к калитке и заглянул во двор. Там было все то же самое, что и везде, с той лишь разницей, что плесень покрывала только землю, словно дом этот свалился с неба несколько секунд назад.

Лупцов толкнул велосипедным колесом калитку и прошел во двор. Не доходя до крыльца, он долго звал хозяев, но не докричавшись, поднялся по ступенькам, раскрыл дверь и вошел внутрь дома. Это человеческое жилище не казалось брошенным впопыхах. Все здесь стояло на своих местах, порядок был образцовый, словно хозяева вышли на минуту по каким-то своим делам.