Лупцов осмотрел все три комнаты, пытаясь угадать, кто здесь жил или живет. Он ещё надеялся увидеть владельцев дома, ждал, что вот_вот появятся люди, но отсутствие следов во дворе говорило об обратном.
В одной из комнат у окна Лупцов обнаружил школьный телескоп, стоящий на самодельной, основательно построенной треноге. Этот совершенно не нужный в домашнем хозяйстве предмет натолкнул Лупцова на мысль, что в доме жил человек, который любил по ночам смотреть на звезды, и этого астронома либо заманило и сожрало чудовище из ямы, либо он заразился по неосторожности плесенью и превратился, как его сосед, в колосящийся холм.
Лупцов заглянул в круглый глазок телескопа и увидел темное окошко соседнего дома.
- М-да, на звезды ли? - огорчившись, проговорил он. Весь этот звездно-космический романтизм, навеянный видом телескопа в сельском доме, моментально улетучился. Лупцов вышел из комнаты и обнаружил, что следы, оставленные им в прихожей и гостиной, уже засеребрились и даже обрели собственную толщину.
Открытие напугало Лупцова, но совершенно неожиданно он набрел взглядом на паяльную лампу, и остаток вечера ушел у него на обеззараживание пола и крыльца.
Вскоре небо, как и в прошлый вечер, сделалось темно-зеленым, отчего казалось, будто свет в окна проникает через густые заросли кустов.
Не дожидаясь полной темноты, Лупцов достал хлеб и банку консервов. Заканчивал трапезу Лупцов на ощупь. Так же наощупь добрался до дивана, скинул сапоги и улегся не раздеваясь.
Уснул Лупцов быстро - сказались долгая велосипедная езда, к которой он не привык, и переживания. Засыпая Лупцов увидел, что комнату по диагонали пересекает едва видимая белесая фигура в длинном балахоне. Мерцание бестелесного существа было таким слабым, что Лупцов принял видение за многократно отразившийся от стен и потолка отблеск луны.
8.
Проснулся Лупцов рано утром в абсолютной тишине, которая, возможно, и послужила причиной его пробуждения. Он долго лежал, глядя за окно на зеленое небо. Мысли его, вялые и путанные со сна, были лишь неясным отражением окружающего, бесформенными осколками тех событий и впечатлений, что он успел пережить за эти сумасшедшие дни.
Блуждая взглядом по комнате, Лупцов увидел рядом с собой, на тумбочке, небольшой изящный томик в сафьяновом переплете и пожалел, что не захватил с собой два последних сборника фантастики, которые он приобрел накануне. Он лениво дотянулся до книги, раскрыл её и прочел первое, что попалось на глаза: "Бог Ям-Нахр говорит: Обращаюсь к тебе, отец наш Эль, Преданный тебе Река-судия. Отдайте, о Боги, того, кого приютили, того, кто у многих находит прибежище".
Читал Лупцов невнимательно, машинально повторяя про себя непонятные строчки. Затем отложил книгу и раздраженно пробормотал:
- Богов развели, хоть засаливай.
Надев сапоги, Лупцов вышел на крыльцо. Велосипед, который он прислонил к перильцам, по самый руль зарос плесенью. Следы, оставленные им вчера на дорожке, за ночь исчезли, как будто их и небыло вовсе.
- "И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри", - проговорил Лупцов, не переставая поражаться, как быстро исчезает все, что было сделано человеческими руками.
Он спустился с крыльца, не торопясь дошел до калитки и даже почувствовал удовольствие - идти по толстому слою плесени было также приятно, как по лесному мху.
Неожиданно Лупцов услышал жалобное собачье повизгивание. Он привстал на цыпочки, заглянул за забор и увидел на дороге большого черного дога с серебристыми пятнами заразы на ляжках и боках. Собака была словно бы в чулках - лапы её сплошь покрывала голубая плесень, и Лупцов подумал, что животное уже обречено, через несколько часов плесень сожрет пса и выйдет из собачьего нутра густым сочным снопом, как это случилось с его соседом.
Лупцов свистнул догу, и тот, повинуясь своей собачьей природе, бросился к человеку, навалился на калитку всей тяжестью мощного тела и легко распахнул её. Повизгивая от радости, бедняга завилял обрубком хвоста, заиграл литым бревноподобным туловищем, заходил кругами вокруг Лупцова, а тот, испугавшись, запричитал:
- Только не прислоняйся ко мне! Только не прислоняйся! Вылечить я тебя все равно не смогу. Хотя... если попробовать... - Лупцов подумал, что собаку можно попытаться вымыть с мылом, а потом протереть любой ядовитой гадостью, которая найдется в доме - от керосина до дихлофоса или отбеливателя.
Еще вечером прошлого дня в сенях Лупцов заприметил двадцатилитровую автомобильную канистру. Как он и предполагал, в ней оказался бензин, и Лупцов, отыскав тряпку, хорошенько намочил её и принялся лечить собаку. Дог, словно понимая, чего от него хочет человек, вертел головой, стараясь встретиться со спасителем взглядом, но стоял спокойно и даже помогал Лупцову - подставлял то один бок, то другой, приподнимал нужную лапу и часто фыркал - запах бензина был ему неприятен.
- Ну вот, кажется все, - закончив, проговорил Лупцов и внимательно осмотрел собаку. Короткая черная шерсть дога лоснилась от бензина, мощные мускулы нервно подрагивали под кожей, а глаза смотрели на человека преданно и совсем по-человечески - с благодарностью.
- Здоровый ты какой, - удовлетворенно сказал Лупцов. - Выживешь, подружимся. - Пес радостно взвизгнул, и Лупцов погладил его по голове. Как тебя звать? У такой собаки и имя должно быть значительным. Лорд? Хотя для Лорда ты слишком черен. А может, Люцифер? - Пес ответил басистым лаем, и Лупцов подтвердил: - Значит Люцифер.
В доме Люцифер освоился быстро. Он устроился на полу у дивана, положил морду на лапы и мгновенно уснул. Похоже, он много времени провел на ногах, по-звериному чувствуя, что ложиться на мягкий голубой ковер нельзя, и для того, чтобы спастись от смертельной опасности, надо бежать, бежать и бежать.