Наконец Лупцов ответил ему:
- Ладно, Иван Павлович, я с тобой. Здесь сидеть нет никакого смысла. Авось доберемся. Ты подожди, я соберу кое-что.
4.
Лупцов удивился, увидев на улице довольно много людей. Все они держались особняком, подозрительно поглядывали издалека друг на друга и передвигались не шагом, а какими-то замысловатыми перебежками.
В ста метрах от дома соседи с первого этажа загружали узлы и чемоданы в багажник "жигулей". Лупцов поздоровался с ними, хотел было спросить, в какую сторону они поедут, а те, словно затеяли какую пакость, ещё сильнее засуетились, кулаками забили последний узел в машину и быстро уехали.
- Ну, небо! - удивился Иван Павлович, задрав голову. - Сроду такого не видал.
В сторону кольцевой по проспекту проследовала группа велосепедистов с рюкзаками. От них шарахнулся рыжий бородач в черном задрипанном пальто и с офицерским планшетом через плечо. Он бежал, пригнувшись и все время оборачиваясь, словно на передовой. Увидев Лупцова с Иваном Павловичем, бородач взял сильно вправо, огибая незнакомых людей, и Лупцов не отказал себе в удовольствии, пошутил:
- Вон, вон, смотри, сзади...
Бородатый испуганно обернулся, выругался, показал шутнику кулак и последовал дальше.
- Дожили, - покачав головой, проговорил Лупцов. - Все с ума посходили. Потом выяснится, что ничего особенного не произошло, что запустили какую-нибудь ракету или физики чего-то перепутали, но будет поздно. Страна превратится в большой сумасшедший дом.
- Уже превратилась, - откликнулся Иван Павлович.
Они дошли до поворота и ещё издалека услышали выстрелы, крики и звон разбиваемого стекла. Лупцов с Иваном Павловичем прибавили шагу и вскоре увидели, как толпа человек в тридцать вдребезги разнесла закрытые двери универсама и ворвалась внутрь. Два обескураженных милиционера, один без фуражки, с расцарапанной щекой, стояли перед развороченным входом и что-то друг другу доказывали.
- Ну вот, народ запасается продуктами, - мрачно пошутил Лупцов.
- Да, не мешало бы, - ответил Иван Павлович. - Сейчас не запастись завтра поздно будет, все растащат. Может, пойдем, Игорек, купим, пока есть?
- Иван Павлович, - укоризненно протянул Лупцов, - у кого купим, у милиционеров? Или у этих мародеров?
- Ну, так возьмем, - мучаясь от желания присоединиться к погромщикам, ответил Иван Павлович. Он с тоской проводил взглядом милиционеров, нырнувших в пробитыю брешь и добавил: - Вон и милиционеры полезли.
- Пойдемте, пойдемте, Иван Павлович. - Лупцов взял его за руку и перевел на другую сторону улицы. - Воровство, оно в любое время воровство, даже в военное. Ну что вам две пачки "геркулеса" или пшена? А больше и положить некуда. Мараться за шестьдесят копеек.
- Нет! громко возмутился Иван Павлович. Момент был упущен, возвращаться казалось неудобным, а вернее, фраза Лупцова о воровстве несколько охладила пыл Ивана Павловича, и он обиделся на своего соседа. Нет, - повторил он, - не за шестьдесят копеек. В военное время, между прочим, жратва имеет другую цену. И вообще, здесь дело не в деньгах. Две пачки "геркулеса" могут моей семье жизнь спасти. Ты этого не знаешь, а я уже одну войну прошел.
- Ну извините, Иван Павлович, если обидел, - примирительно сказал Лупцов. - Но так вот, с боем брать магазин, все равно... Да и пристрелить могут. Видели, у милиционеров пушки. Возьмут, шлепнут одного, чтоб другим неповадно было. Им-то все равно, кого...
Они прошли уже несколько коротких автобусных остановок, пересекли площадь и яблоневой университетской аллеей направились к центру. Иван Павлович, надувшись, все время перекидывал сумку из одной руки в другую и молчал. А Лупцов вдруг занервничал и замедлил шаг Он издалека приметил двух каких-то подозрительных типов, которые, прячась между деревьями, шли в том же направлении. На всякий случай Лупцов увлек своего спутника на противоположную сторону, и только сейчас, переходя дорогу, обратил внимание на то, как изменился асфальт - он словно бы покрылся голубовато-серебристой слизью, которая местами поблескивала окалиной, а где-то переливалась жирными нефтяными разводами.
Двух типов Лупцов с Иваном Павловичем догнали недалеко от желтой стены правительственных особняков. Вид у этих состарившихся гаврошей был пренеприятный, словно парочка не один год прожила на свалке. Неожиданно бродяги, ни с того, ни с сего кинулись друг на друга и в полной тишине начали драться. Правда, получалось это у них как-то подозрительно бестолково: ханыги размахивались с полным разворотом туловища и, как на цирковом ковре, не попав по противнику, падали по инерции на асфальт. Потом поднимались и снова падали.
- Это, кажется, они, - тихо сказал Лупцов, а Иван Павлович и сам уже почувствовал, что здесь не все чисто, но, чтобы удостовериться, так же тихо спросил:
- Кто они?
- Если бы я знал, кто, - сквозь зубы процедил Лупцов. - Они - это значит, не мы. Интересно, для чего они нам все это показывают? Хорошо бы узнать, что у них на уме. Может, подойдем, спросим? - полушутя спросил Лупцов. - К нам они вроде бы пока не пристают.
- Эх, попались бы они мне на передовой, я бы им навалял, - проворчал Иван Павлович, но знакомиться с бродягами не пожелал.
Как только Лупцов с Иваном Павловичем перешли дорогу, ханыги прекратили драться. Они постояли некоторое время под деревьями, а затем также, перебежками от дерева к дереву, двинулись в обратную сторону.
До набережной они добрались без приключений. Всю дорогу Лупцов тщетно пытался мысленно нарисовать картину катастрофы и определить её масштабы, но чувствовал, что имеющихся у него знаний недостаточно. Все это выходило за рамки его жизненного опыта, который, как оказалось, ограничивался очень скромным набором привычных ситуаций, банальных правил и определений, да десятком условных рефлексов. Тем же самым занимался и Иван Павлович, но в отличии от своего спутника, он не ломал голову над неразрешимой задачей, поскольку вообще не был склонен к абстрактным размышлениям. Все, что каким-то образом не вписывалось в его представления о мирной жизни признавалось им враждебным, а следовательно требовало перехода на военного положение и немедленного отпора.